"...Счастье - жить для другого..." (биография Н.Г. Чернышевского)

Николай Гаврилович Чернышевский

  Николай Гаврилович Чернышевский

(1828-1889)

 Центральной фигурой эпохи 50—60-х годов был великий русский учёный, писатель и революционер Николай Гаврилович Чернышевский.

  Он родился 12 июля 1828 г. в Саратове в семье священника. Отец Чернышевского не был похож на большую часть русского православного духо­венства. Саратов в те годы был глухим провинциальным городом, в котором единственная книжная лавка закрылась из-за отсутст­вия покупателей, городом, населённым косными, ограничен­ными обывателями.

(ссылка на скачивание материала (презентация+текст) в конце статьи)

   У отца Чернышевского была хорошая библиотека с большим количеством светских книг. Уже в детстве Чернышевский позна­комился с сочинениями Пушкина, Жуковского, Гоголя, статьями Белинского, лучшими созданиями мировой литературы, прочитал множество книг по истории, географии и другим наукам.

 Одарённый замечательными способностями, Чернышевский к 16 годам овладел латинским, греческим, французским, немец­ким и английским языками и был хорошо знаком с языками древ­нееврейским, татарским, персидским и польским. Большую часть этих знаний он приобрёл в результате неутомимого самостоя­тельного труда.

  Он рано стал, по собственным словам, «библиофагом, пожи­рателем книг», но страсть к приобретению знаний не мешала ему оставаться живым, жизнерадостным подростком, общим любим­цем товарищей, другом крепостной детворы. Он рано познакомился с ужасами крепостного быта и с горя­чей любовью относился ко всем обездоленным и неимущим. Отец Чернышевского был небогатым человеком, и мальчику были близки и понятны страдания и невзгоды трудового люда.

 «Жизнь моего детства,— вспоминал он,— была погружена в жизнь моего народа, которая охватывала меня со всех сторон». На Волге, где Чернышевский проводил долгие часы, он жадно слушал рассказы беглых крестьян о деспотах-помещиках, запо­минал народные песни и сказания о Степане Разине и Емельяне Пугачёве. В семинарии, куда определили мальчика, он сразу же обра­тил на себя внимание начальства, которое прочило ему блестящую духовную карьеру. Но эта карьера не привлекала Черны­шевского.

 Поэтому в 1846 г., не закончив семинар­ского курса, восемнадцатилет­ний Чернышевский отправился в Петербург, что­бы осуществить давнишнюю свою мечту — поступить в уни­верситет. Блестяще сдав экзамены, Чернышевский стал студентом университета. Скоро, однако, наступило разочарование. Сто­личный университет вовсе не был похож на «храм науки», каким он издали представ­лялся Чернышевскому.

 Со всей присущей ему страстью Чернышевский отдался са­мообразованию. На некоторое время он увлёкся идеалистиче­ской философией Гегеля, но скоро понял её слабые стороны, «Система Гегеля... уже не соответствует нынешнему состоянию знаний»,— писал он.

 От Гегеля Чернышевский перешёл к изучению материалисти­ческой философии Людвига Фейербаха. Его книга «Сущность христианства» потрясла Чернышевского своим «благородством, откровенностью, резкостью». Но Чернышевский не мог остановиться на философии, кото­рая ставила своей задачей только познать мир, ему надо было найти пути к его преобразованию.

С пристальным вниманием следит юноша Чернышевский за революционными событиями 1848 г. на Западе. Он сближается с некоторыми членами кружка Петрашевского и в книгах вели­ких социалистов-утопистов ищет ответа на мучащие его вопросы. Как и Салтыков, а ещё ранее Белинский, он увлёкся идеями уто­пического социализма, проникся беспощадной критикой буржуаз­ного строя насилия и грабежа и верой в неизбежность победы социализма.

 Окончив в 1850 г. университет, Чернышевский вернулся в Саратов и начал вести преподавательскую работу в тамошней гимназии. Он застал в гимназии жестокие нравы: учащиеся за малейшие провинности подвергались порке, учителя приходили на занятия пьяными, дико и злобно ругались. Гимназисты сразу почувствовали разницу между новым учи­телем и своими прежними «воспитателями». «В то недолгое вре­мя, которое молодой учитель пробыл в нашей гимназии, глубоко была потрясена им старая система воспитания»,— вспоминал один из учеников Чернышевского. Многосторонне образованный, скромный и даже застенчивый учитель скоро покорил своих вос­питанников.

Он рассказывал им о запрещённых в то время писателях — Гоголе, Белинском, воспитывал в гимназистах ненависть к про­изволу, деспотизму, крепостному праву.

 Своей невесте Ольге Сократовне Васильевой, дочери саратов­ского врача, Чернышевский говорил: «Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою,— я такие вещи говорю в классе. Я не знаю, сколько времени пробуду на свободе. Меня каждый день могут взять... Я едва ли уже выйду из крепости». 

 Следует заметить, что домашняя обстановка девушки была очень тяжёлая: домострой, подчинение материнской воле. Чернышевский хотел равенства в семье, вызволить девушку из «семейного плена».  29 апреля 1853 года состоялась их свадьба.

 Чернышевский был уверен, что скоро вспыхнет крестьянская революция, и готовился к ней. «Я приму участие... Меня не испугает ни грязь, ни пьяные мужики с дубьём, ни резня». «Произой­дут ужаснейшие волнения,— говорил он,— и в этих кровавых волнениях может родиться настоящая народная революция; ка­мень тяжёл, огромен, но он висит над пропастью: стоит только немного сдвинуть его с места, и он пойдёт под уклон, всё сметая на своём пути».

 В 1853 г., после смерти матери, Чернышевский с женой пе­реезжает в Петербург. Недолгое время он занимается препода­ванием в кадетском корпусе, сотрудничает в «Отечественных записках».

В конце 1853 г. он закончил работу над своей диссертацией «Эстетические отношения искусства к действительности». В чем же заключалась суть его взглядов? 

  Художник,  по мнению Чернышевского, не может и не должен ограничиваться в своих произведениях изображением прекрасных сторон действительности, радостных и светлых сторон жизни человека: любви, молодости, верной дружбы, ге­роизма, благородства и т. д. «Сфера искусства не ограничивает­ся одним прекрасным... а обнимает собою всё, что в действитель­ности (в природе и в жизни) интересует человека».

 Такое понимание содержания искусства вело к сближению искусства с жизнью, расширяло круг тем произведений искусст­ва, ставило его на службу интересам человека. «Первая цель ис­кусства — воспроизведение жизни»,— утверждал Чернышевский.

 Искусство должно правдиво воспроизводить жизнь, объяс­нять её и произносить приговор над жизнью, способствуя тем самым переустройству жизни. «Высшее назначение искусства — быть «учебником жизни».

Однако прошло полтора года, прежде чем состоялась публичная защита диссертации: под всякими предлогами реакционное начальство университета оттягивало защиту. Публичная защита диссертации происходила 10 мая 1855 г., председательствовал на диспуте ректор университета Петр Александрович Плетнёв.

 Вот как описывает диспут Николай Васильевич Шелгунов, друг Чернышевского, впоследствии сосланный в Сибирь:

«Небольшая аудитория, отведённая для диспута, была битком набита слушателями... Тесно было очень, так что слушатели стояли на окнах... Чернышевский защищал диссертацию со своей обычной скромностью, но с твёрдостью непоколебимого убеж­дения. После диспута Плетнёв обратился к Чернышевскому с та­ким замечанием: «Кажется, я на лекциях читал вам совсем не это!» И действительно, Плетнёв читал не это, а то, что он читал, было бы не в состоянии привести публику в тот восторг, в кото­рый её привела диссертация. В ней было всё ново и всё заманчиво; и новые мысли, и аргу­ментация, и простота, и ясность изложения. Но так на диссерта­цию смотрела только аудитория, Плетнёв ограничился своим за­мечанием, обычного поздравления не последовало, а диссертация была положена под сукно».

Когда диссертация вышла из печати, вокруг неё был органи­зован заговор молчания. Но долго замалчивать замечательную работу Чернышевского было невозможно, и тогда реакционные журналы откликнулись на неё рядом злобных нападок.

 Так, реакционном журнале «Библиотека для чтения» утвер­ждалось, что в теории Чернышевского «нет ничего, кроме неле­пости вывода». Ожесточённые отклики вызвала она и у писате­лей-дворян. Зато, как уже указывалось, диссертация была восторженно встречена демократами-разночинцами. Добролюбов в своём дневнике отметил: «Диссертация Чернышевского мне очень нравится и кажется вещью очень замечательной».

 Осенью 1853 г. Чернышевский начинает работу в «Современнике» и скоро становится виднейшим сотрудником журнала. Некрасов по­ручает Чернышевскому два важнейших отдела «Современника»: политический и критический. Чернышевский сделался в сущности фактическим редактором журнала. Под его руководством «Современник» стал трибуной, проводником взгля­дов революционной демократии. Чернышевский, Добролюбов и Некрасов выступали от имени и в защиту интересов многомил­лионного крестьянства.

Чернышевский отдавал журналу все свои силы. В «Современ­нике» были напечатаны его лучшие работы: «Очерки гоголев­ского периода русской литературы», «Лессинг и его время», статьи о Пушкине, Льве Толстом, Щедрине, Островском, ряд фи­лософских, исторических и экономических исследований, в ко­торых, по словам Маркса, Чернышевский «мастерски показал банкротство буржуазной политической экономии».

  Беспощадную борьбу ведёт Чернышевский с либеральными болтунами, во всех своих статьях неизменно отстаивает интересы народа, сплачивает и организует революционные силы, способ­ные к самоотверженной борьбе с самодержавным правительством.

 Журнальную работу Чернышевский соединял с нелегальной революционной деятельностью. Ещё до опубликования манифе­ста об «освобождении» крестьян Чернышевский, называвший реформу «мерзостью», написал прокламацию «Барским крестья­нам от их доброжелателей поклон». Прокламация эта замеча­тельна своей революционной страстностью, простотой, ясностью, в ней были высказаны сокровенные мысли и желания ограблен­ного реформой крестьянства.

 К началу 1862 г. обстановка в стране была накалена до по­следнего предела: по всей Руси прокатывались крестьянские вос­стания, в университетах начались революционные волнения, сотни студентов томились в тюрьмах, передовые профессора изгонялись с кафедр. Правительство перешло к прямой расправе с револю­ционными элементами общества. В июне 1862 г. были приоста­новлены на восемь месяцев «Современник» и «Русское слово», а 7 июля на квартире Чернышевского был произведен обыск. Обыск не дал желательных правительству результатов, никаких улик против Чернышевского найдено не было, и всё же он был арестован и посажен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, в сырой и мрачный каземат. 

 Арест Чернышевского потряс всё передовое общество. 678 дней провёл Чернышев­ский в крепости, за всё время заключения проявив поразитель­ное мужество и твёрдость духа. Он знал, что улик против него не может быть, и не считал борьбу законченной. «Я смело утверждаю, что не существует и не может существовать улик в поступках или замыслах, враж­дебных правительству»,— писал он. Лишь спустя три с полови­ной месяца после ареста Чернышевский был вызван на первый допрос.

 В крепости Чернышевский, всегда отличавшийся поразитель­ной трудоспособностью, развернул кипучую деятельность: им было сделано множество переводов, написан ряд статей, не­сколько художественных произведений, в их числе знаменитый роман «Что делать?» 

 В течение семи с половиной месяцев он не получал свиданий с семьёй и близкими. Таким путём правительство пыталось сломить мужество Чер­нышевского. Лишённый иных форм борьбы и протеста, он объ­явил голодовку.

Десять дней Чернышевский не принимал пищи и добился своего: ему были разрешены свидания с женой. В истории рево­люционного движения в России это была первая голодовка, про­ведённая политическим заключённым. Перед комиссией, допра­шивавшей его, он держался смело и свободно, настаивая на своём скорейшем освобождении, всем своим поведением и убийствен­ными ответами приводя в замешательство царских чиновников.

 Правительство, взбешённое гордым сопротивлением «преступ­ника», стало на путь фабрикации подложных свидетельств. Под­купленные охранкой лжесвидетели показали, что Чернышевский произносил антиправительственные речи.

 На осуждении Чернышевского настаивал сам царь, и послуш­ный его воле сенат на основании подложных документов вынес приговор: «...Николая Чернышевского... лишить всех прав со­стояния и сослать в каторжную работу в рудниках на 14 лет, а затем поселить в Сибири навсегда...»

На этом приговоре сената «милостивый» царь наложил ре­золюцию: «Быть по сему, но с тем, чтобы срок каторжной работы был сокращён наполовину».

Дождливым и туманным утром 19 мая 1864 г. на Мытнинской плошади в Петербурге происходило что-то необычайное. Посреди площади на возвы­шении стоял высокий чёрный столб с цепями, площадь была оцеплена жандармами и городовыми, в толпе сновали переоде­тые сыщики. К площади подъехала тюремная карета, из неё вышли трое: Чернышевский и два палача. Чернышевский с пала­чами поднялся на возвышение, всё замерло. Солдатам скоман­довали «на караул», палач снял с Чернышевского фуражку, и началось чтение приговора. Затем палачи опустили Чернышевского на колени, над его головой переломили шпагу, а после, поднявши его вверх на несколько ступенек, продели его руки в цепи, прикреплённые к столбу. На груди у него была чёрная дощечка с надписью «Государственный преступник». Дождь усилился, и палач надел на Чернышевского фуражку. Кивком головы Чернышевский поблагодарил палача. Четверть часа стоял прикованный цепями к позорному столбу великий сын русского народа. Какая-то девушка бросила к столбу букет цветов. Девушку тут же арестовали. Но её поступок воодушевил других, и ещё несколько букетов упало к ногам Чернышевского. Поспешно его освободили от цепей и посадили в карету. Присут­ствовавшая на обряде гражданской казни молодёжь провожала своего учителя и друга криками «до свидания!» 

 20 мая 1864 г., на следующий после гражданской казни день, Чернышевский был отправлен на ка­торгу в Восточную Сибирь. Он был поселён на Кадаинском руд­нике Нерчинского горного округа, у далёкой монгольской гра­ницы. 

  Почти двадцать лет прожил в краю постоянного холода, с одной только  фанатичной верой в свое общественное предназначение, с сознанием жертвы за правое дело. Жена не последовала за ним. Он не хотел. И постоянно писал ей в письмах, что у него все хорошо. Он так ее любил, что не хотел причинять ей никаких неудобств. В каждом письме просил прощения за все: за то, «что такой рассеянный и непрактичный и не сумел устроить ей нормальной жизни». Один раз, в 1866 году, жена все же приезжала к нему... на 5 дней, да еще с младшим сыном. Следующая встреча состоялась через 18 лет. 

 Когда в 1869 г. кончился срок каторжных работ. Чернышевский на­деялся, что ему разрешат поселиться в одном из больших сибирских городов, что он получит возможность вернуться к любимой работе. Но расчёты его не оправдались. Власти боялись, что Чернышевский сможет бежать за границу и оттуда руководить революционной работой.

 Над Чернышевским было совершено новое беззаконие: его перевели в город Вилюйск. Это ставило писателя и исключи­тельно тяжёлые климатические условия и совершенно отрывало от культурной жизни страны. Самое крупное здание города — тюрьма, в ней и поселили Чернышевского, уже отбывшего на­значенный ему срок заключения. У него не было книг, ему не да­вали бумаги для работы, по году и больше не получал он извес­тий от близких ему людей, мучительная цинга и ревматизм уве­личивали его страдания, но по-прежнему Чернышевский оста­вался несгибаемым революционером, мужественно и бодро пере­носившим своё положение.

  Несколько раз единомышленники Чернышевского пытались организовать ему побег. В 1881 г. бомбой, брошенной студентом Гриневицким, был убит Александр II. Реакция усилилась. Только в 1883 г. Чернышевскому было разрешено покинуть Якутию. Местом жительства был указан город Астрахань. Расчёт правительства был прост. Двадцать один год каторги, ссылки, невероятных лишений должны были сломить ум и волю Чернышевского, и если его теперь из ледяной тундры Вилюйска перевести в знойную Астрахань, то будет скоро сломлено и его здоровье. В Астрахань Чернышевского везли втайне, были приняты строгие полицейские меры, чтобы предотвратить воз­можные демонстрации сочувствия великому революционеру и писателю.

В Астрахани положение Чернышевского почти не изменилось: он оставался ссыльным, находившимся под надзором полиции; за ним была установлена полицейская слежка. «Мы... здесь... заживо погребённые»,— писала жена Чернышевского сыновьям. По-прежнему Чернышевский был лишён возможности печатать­ся, а его могучий ум ещё полностью сохранил способность рабо­тать по целым месяцам изо дня в день, с утра до ночи, не зная усталости, его необыкновенная память сберегла множество на­писанных в вилюйском заключении и там же уничтоженных по­вестей, романов, статей.

Такая невыносимо тягостная жизнь длилась около шести лет. В 1889 г. Чернышевскому было разрешено переехать в его род­ной Саратов. Больной, измученный писатель ещё мечтал о но­вых работах, не терял бодрости духа. Но годы каторги и ссыл­ки сделали своё дело, и 17 октября 1889 г. Чернышевского не стало.

  Его смерть вызвала демонстрации в различных городах Рос­сии. Они показали, что Чернышевский дорог и близок русскому народу.

СКАЧАТЬ МАТЕРИАЛ МОЖНО, ПРОЙДЯ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ. ОСТАВЛЯЙТЕ ОТЗЫВЫ О ПРЕЗЕНТАЦИИ: МНЕ ВАЖНО ВАШЕ МНЕНИЕ!

В статье использовался материал сайта"Русская литература ХIХ века"